кавалер Ордена Печеньки
Рой.
третий день без мэраДеревня Лужки. Раннее утро. Старик Пахомыч идет по меже на зады, к ульям. На Пахомыче – телогрейка, кальсоны, разбитые валенки. Он зевает, бормочет себе под нос:
- Черти городские. «Беломор» весь в ларьке повыбрали. Полно же этих вон сигарет мериканских, нет, им «Беломор» нужен. «Беломор» им. Едят они его что ли. А Пахомыч теперь писю кури…
Пахомыч вдруг застывает, открывши рот. Из ульев черными струйками вылетают пчелы, строятся в боевой порядок, и летят куда-то на поле. Там уже – громадное облако гудящих насекомых.
Пахомыч глядит задумчиво вслед своим пчелкам, прикрыв от солнца правой рукой глаза. Левой почесывает отвисший зад.
Центр Москвы, вечер. Туалет клуба. Прошмандовка Эвелина закрывает дверь на щеколду, открывает сумочку, пытается на сливной бачок пристроить зеркальце, кредитку и пакет чего-то белого. Из сумочки вдруг выползает пчела.
- Какая красивая мушка. Полосатенькая. Интересно. Это от Аскольда? Нет, наверное, все же, от Ашотика. Ашотик такой романтик…
Эвелина вдруг замечает, что такие же мушки ползут из-под двери, из щелей в потолке, даже из унитаза. Свет гаснет. Раздается нечеловеческий какой-то визг, потом – тишина.
Слышно, как падает на пол сначала зеркальце, потом Эвелина.
Окраина Москвы, вечер. Полутемный подъезд панельной башни. По лестнице медленно идет Иван, бездельник. В авоське у него – бутылка восемнадцатилетнего «Чиваса» и кола. Иван отчаянно сквернословит.
- Еба, блядь, скоты, мэра третий день как сняли, а уже лифты не работают, и «Беломора» нет. А мне куда, блядь, забивать, мне, блядь, в нанотрубку забивать? Вчера в телевизоре видел, хуй этот в Шанхае, что ли, на выставке, а ему пидорас из Роснано, Роснано, бля! – говорит: «Представьте себя в нанотрубке». Карле чо, ему не трудно себя в нанотрубке представить, а во мне блядь центнер. Вот, еще блядь мухи…
Иван сбивает с руки пчелу, но на ее место тут же садятся три, пять, сто… Подъезд заполняется пчелами, не видно уже ничего, кроме пчел, сквернословие раздается еще минуты три, потом все стихает.
Кремль, вечер. Президент Российской Федерации сидит за столом в кабинете, на столе – яйцо в специальном серебряном держателе. Президент пытается разбить яйцо ножом, яйцо не поддается, президент пыжится, удар, еще удар, президент пучит губки, злится, высовывает кончик языка, еще удар, вдруг морщится, хлопает себя по щеке. На стол падает мертвая пчела.
Президент прислушивается. Откуда-то доносится однообразный гул. Президент подходит к окну. За окном – ничего, только миллионы пчел, гудящая, страшная туча.
- Это «Билайн», что ли, сдурели уже с рекламой своей, я, между прочим, президент. Пойду, Наташе скажу.
Президент открывает дверь в коморку, где обычно спит на коврике соратница, зовет ласково:
- Неназванный источник! Источничек!
В ответ молчание.
Президент входит. Кто-то лежит на коврике.
- Ой, вы кто.
Президент нагибается, заглядывает лежащей в лицо. Это Наташа, но она как будто изменилась, вздулась, и стала какой-то лиловой, под цвет ультрамодного платья. Вокруг – кучки мертвых насекомых.
Президент в ужасе выбегает обратно в кабинет, задевает шкаф с книгами, одна падает на пол. Президент садится за шкаф, на корточки, открывает книгу, читает: «Так был наказан епископ Гаттон»…
Президент вытягивает руки перед собой, словно бы пытаясь книгой прикрыться от заполняющих кабинет пчел. По детскому розовому личику президента Российской Федерации текут крупные слезы.
Глубокая ночь, сверхсекретная сауна неизвестно где. За столом в предбаннике – Путин и Сечин, на них простыни и кепки.
На столе – газета, «Пчелы-уби…», на газете – останки мурены и пиво «Сокол». Сечин брезгливо ковыряет мурену вилкой.
- Ну и как она?
- Да я хрен знает, дрянь.
- И на вкус дрянь, - сокрушается Сечин.
- Знаешь, - отвечает Путин, - все же лучше нашей севрюги русской ничего не придумали. Хотя я себе вот каракатицу заказал. У нее вроде как щупальца, мягкие, чудно.
Лицо премьера обретает выражение мечтательное.
- Я вот этого увлечения твоего, я те честно, как друг скажу, никогда не понимал. Баба лучше. Баба сподручнее. Вот, помню, когда в Анголе…
- Какие звери есть в Анголе? - перебивает премьер собутыльника.
В комнату влетает пчела, крутится, как будто вынюхивая что-то, висит перед друзьями в воздухе, разворачивается, улетает.
- Круто это ты придумал – кепки купить, - говорит Сечин. – Все-таки государственный человек. Лидер. Это. Как его. Национальный. Тут уж чего скажешь.
- Да я хрен знает, видение мне было, чего ли. Короче, приснилась мне тигрица, помнишь, была у меня, ну вот, такая мягкая вся, томная, глазищами хлоп-хлоп, и говорит человеческим голосом: «Вова, купи кепку. Себе купи, Игоряну купи…»
© ivand
третий день без мэраДеревня Лужки. Раннее утро. Старик Пахомыч идет по меже на зады, к ульям. На Пахомыче – телогрейка, кальсоны, разбитые валенки. Он зевает, бормочет себе под нос:
- Черти городские. «Беломор» весь в ларьке повыбрали. Полно же этих вон сигарет мериканских, нет, им «Беломор» нужен. «Беломор» им. Едят они его что ли. А Пахомыч теперь писю кури…
Пахомыч вдруг застывает, открывши рот. Из ульев черными струйками вылетают пчелы, строятся в боевой порядок, и летят куда-то на поле. Там уже – громадное облако гудящих насекомых.
Пахомыч глядит задумчиво вслед своим пчелкам, прикрыв от солнца правой рукой глаза. Левой почесывает отвисший зад.
Центр Москвы, вечер. Туалет клуба. Прошмандовка Эвелина закрывает дверь на щеколду, открывает сумочку, пытается на сливной бачок пристроить зеркальце, кредитку и пакет чего-то белого. Из сумочки вдруг выползает пчела.
- Какая красивая мушка. Полосатенькая. Интересно. Это от Аскольда? Нет, наверное, все же, от Ашотика. Ашотик такой романтик…
Эвелина вдруг замечает, что такие же мушки ползут из-под двери, из щелей в потолке, даже из унитаза. Свет гаснет. Раздается нечеловеческий какой-то визг, потом – тишина.
Слышно, как падает на пол сначала зеркальце, потом Эвелина.
Окраина Москвы, вечер. Полутемный подъезд панельной башни. По лестнице медленно идет Иван, бездельник. В авоське у него – бутылка восемнадцатилетнего «Чиваса» и кола. Иван отчаянно сквернословит.
- Еба, блядь, скоты, мэра третий день как сняли, а уже лифты не работают, и «Беломора» нет. А мне куда, блядь, забивать, мне, блядь, в нанотрубку забивать? Вчера в телевизоре видел, хуй этот в Шанхае, что ли, на выставке, а ему пидорас из Роснано, Роснано, бля! – говорит: «Представьте себя в нанотрубке». Карле чо, ему не трудно себя в нанотрубке представить, а во мне блядь центнер. Вот, еще блядь мухи…
Иван сбивает с руки пчелу, но на ее место тут же садятся три, пять, сто… Подъезд заполняется пчелами, не видно уже ничего, кроме пчел, сквернословие раздается еще минуты три, потом все стихает.
Кремль, вечер. Президент Российской Федерации сидит за столом в кабинете, на столе – яйцо в специальном серебряном держателе. Президент пытается разбить яйцо ножом, яйцо не поддается, президент пыжится, удар, еще удар, президент пучит губки, злится, высовывает кончик языка, еще удар, вдруг морщится, хлопает себя по щеке. На стол падает мертвая пчела.
Президент прислушивается. Откуда-то доносится однообразный гул. Президент подходит к окну. За окном – ничего, только миллионы пчел, гудящая, страшная туча.
- Это «Билайн», что ли, сдурели уже с рекламой своей, я, между прочим, президент. Пойду, Наташе скажу.
Президент открывает дверь в коморку, где обычно спит на коврике соратница, зовет ласково:
- Неназванный источник! Источничек!
В ответ молчание.
Президент входит. Кто-то лежит на коврике.
- Ой, вы кто.
Президент нагибается, заглядывает лежащей в лицо. Это Наташа, но она как будто изменилась, вздулась, и стала какой-то лиловой, под цвет ультрамодного платья. Вокруг – кучки мертвых насекомых.
Президент в ужасе выбегает обратно в кабинет, задевает шкаф с книгами, одна падает на пол. Президент садится за шкаф, на корточки, открывает книгу, читает: «Так был наказан епископ Гаттон»…
Президент вытягивает руки перед собой, словно бы пытаясь книгой прикрыться от заполняющих кабинет пчел. По детскому розовому личику президента Российской Федерации текут крупные слезы.
Глубокая ночь, сверхсекретная сауна неизвестно где. За столом в предбаннике – Путин и Сечин, на них простыни и кепки.
На столе – газета, «Пчелы-уби…», на газете – останки мурены и пиво «Сокол». Сечин брезгливо ковыряет мурену вилкой.
- Ну и как она?
- Да я хрен знает, дрянь.
- И на вкус дрянь, - сокрушается Сечин.
- Знаешь, - отвечает Путин, - все же лучше нашей севрюги русской ничего не придумали. Хотя я себе вот каракатицу заказал. У нее вроде как щупальца, мягкие, чудно.
Лицо премьера обретает выражение мечтательное.
- Я вот этого увлечения твоего, я те честно, как друг скажу, никогда не понимал. Баба лучше. Баба сподручнее. Вот, помню, когда в Анголе…
- Какие звери есть в Анголе? - перебивает премьер собутыльника.
В комнату влетает пчела, крутится, как будто вынюхивая что-то, висит перед друзьями в воздухе, разворачивается, улетает.
- Круто это ты придумал – кепки купить, - говорит Сечин. – Все-таки государственный человек. Лидер. Это. Как его. Национальный. Тут уж чего скажешь.
- Да я хрен знает, видение мне было, чего ли. Короче, приснилась мне тигрица, помнишь, была у меня, ну вот, такая мягкая вся, томная, глазищами хлоп-хлоп, и говорит человеческим голосом: «Вова, купи кепку. Себе купи, Игоряну купи…»
© ivand
@темы: блогосфера, бугагашенька, читать
-
-
29.09.2010 в 22:54-
-
29.09.2010 в 23:27ну такая тема шикарная, мама, не горюй.
-
-
30.09.2010 в 01:07-
-
30.09.2010 в 08:54-
-
30.09.2010 в 08:55